Blossom/Девять оттенков пурпура — Глава 147. Мерзость (часть 2)

— Господин! — воскликнул Лу Чжэн, увидев его, и его голос сорвался на всхлип. — Наконец-то вы вернулись! За эти дни господин ни крошки не съел и ни капли не выпил. Мы все уже не можем найти себе места. Как только я услышал о вашем возвращении, сразу же пришёл звать вас в главный зал!

Вспомнив слова Сун Циня, Сун Мо не стал медлить и последовал за Лу Чжэном в главный зал.

Внутренняя комната была такой же, какой её помнил Сун Мо, когда госпожа Цзян была жива.

Сун Ичунь сидел, скрестив ноги, на кане у окна. Вся обстановка в комнате осталась нетронутой, даже косметика на туалетном столике была разложена так, как любила покойная. Там же лежал и её гребень из слоновой кости с золотой филигранью.

Глаза Сун Мо снова наполнились слезами. Зрение затуманилось, но сквозь слёзы он услышал охрипший голос отца:

— Вернулся? Как всё прошло? Твоя мать очень переживала за это дело при жизни.

— Я встретился с гуном Ляо, — с уважением ответил Сун Мо, склонившись в поклоне. По знаку отца он сел напротив. — Он уже знал о положении семьи Цзян. После того как состояние Сан Цзю ухудшилось, именно он прислал лекаря… Мы недооценили его намерения.

Сун Ичунь кивнул и слабо вздохнул:

— Если бы твоя мать услышала это при жизни… — Он замолчал на мгновение, а затем добавил: — Потом расскажи об этом у её гроба.

Сун Мо молча кивнул.

Отец внимательно всмотрелся в измученного сына:

— Ты ведь ещё не ел? Я прикажу кухне приготовить что-нибудь. И умойся, твоя мать всегда ценила красоту. Если бы она увидела тебя сейчас, её сердце бы разбилось.

Сун Мо склонил голову:

— Да…

Лу Чжэн помог ему умыться. Вскоре служанка доложила, что по приказу господина в малой комнате накрыт стол.

— Гун хочет поговорить с вами, — с грустью произнес Лу Чжэн. — В последние дни он совсем плох…

Сун Мо сжал губы. Эти слова лишь усилили боль в его сердце.

На столике у окна в малой комнате стояли постные блюда: большая тарелка с паровыми булочками и глубокая миска лапши без приправ.

— Ешь, — Сун Ичунь сел рядом, наблюдая, как сын торопливо, но с достоинством, берёт еду.

— И не заметил, как ты вырос… — с ностальгией проговорил он. — А я — постарел.

Сун Мо молчал. Он не умел утешать.

Лишь мельком подумал: будь здесь Сун Хань — было бы хорошо. Тот всегда умел рассмешить, с ним в доме никогда не бывало тишины и уныния…

Он ел в полной тишине.

Сун Ичунь тоже хранил молчание, наблюдая за сыном.

В комнате царила гармония, лишь легкий звон фарфора нарушал безмолвие, придавая ему особую атмосферу.

Когда трапеза подошла к концу, служанки подали воду для омовения рук и привычный чай, после чего удалились.

Сун Ичунь пристально посмотрел на сына, его выражение лица было непроницаемым. Однако в глазах читалась какая-то загадка.

Сун Мо терпеливо ждал, сохраняя внешнее спокойствие.

В глазах отца мелькнул странный огонёк.

Он начал говорить тихо:

— Ты помнишь главную служанку твоей матери, Мэй Жуй?

— Помню, — ответил Сун Мо спокойно, не понимая, к чему клонит отец. — Она была самой преданной служанкой твоей матери.

— Я хотел дождаться окончания траура, чтобы отпустить всех, кто служил ей, — продолжал Сун Ичунь, опустив глаза на чашку чая, где среди зелёных листочков плавали маленькие пузырьки, словно лодочки. — Но на седьмую ночь Мэй Жуй вдруг разбежалась и со всего размаха ударилась головой об колонну — прямо перед духом покойной.

Сун Мо побледнел, и его взгляд на мгновение затуманился.

— Хорошо, что это произошло вечером, когда людей было немного. Лу Чжэн всё уладил, — спокойно произнёс Сун Ичунь. — Я велел задержать всех, кто служил при госпоже.

Он поднял глаза, и его взгляд стал острым, как лезвие:

— Угадай, что обнаружил Лу Чжэн?

Не дожидаясь ответа, он процедил сквозь зубы, и его лицо потемнело:

— Девка была беременна. Четыре месяца. Уже живот появился!

— Не может быть… — Сун Мо не смог скрыть своего потрясения.

Это не мог быть ребёнок отца. Если бы это было так, мать непременно узнала бы — да и отец не стал бы объяснять сыну, он бы просто молчал или говорил иначе.

Мать хоть и была строгой, но не бездушной. Если бы Мэй Жуй действительно влюбилась в кого-то, госпожа Цзян, возможно, и позволила бы ей — уж точно не допустила бы такого постыдного конца.

Чей же это ребёнок?

Если правда выйдет наружу, имя покойной окажется запятнанным.

Во взгляде Сун Мо мелькнул холод.

Голос отца стал жёстче:

— Лу Чжэн тщательно обыскал её комнату. Он обнаружил отрезы шёлка нового покроя из Цзяннани, изящные украшения и… — тут он сделал паузу. — Нефритовый подвес, вырезанный из чистейшего хэтяньского камня. По краям — замысловатые узоры облаков, а в центре — выступающий камень, который кажется парящим в воздухе…

Сун Мо замер от удивления.

Точно такой же нефритовый подвес подарил ему дед, когда он родился.

Это была семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение по линии Сунов.

Сун Ичунь вскочил на ноги, его лицо покраснело от гнева.

— Какая мерзость! Ты только посмотри, до чего это дошло! — воскликнул он, и его рука стремительно метнулась вперёд, направляя удар в сторону Сун Мо!

Вернуться к оглавлению