Девять оттенков пурпура — Глава 128. Выражение благодарности (часть 2)

Внезапно сердце Доу Чжао застучало в груди.

Почему он так на неё смотрит?

Может быть, он что-то понял? Или о чём-то догадался?

В любом случае, она совсем не хотела новых конфликтов с этим человеком.

— Вы уже обедали? — спокойно спросила она.

Сун Мо слегка растерялся.

Резкая смена темы была почти неловкой.

Он невольно поднял взгляд к солнцу за окном. До полудня оставалось ещё с полчаса.

Но раз это спрашивает Доу Чжао, то глупый вопрос не покажется таковым.

— На ферме кормят очень неплохо, — с вежливой улыбкой ответил он.

Её не интересовало, насколько это вкусно. Она просто не могла больше слушать его разговоры о семье Цзян.

Чем больше знаешь, тем сложнее выйти из игры.

— Господин Мэй — наш почётный гость, — с милой улыбкой произнесла Доу Чжао, вставая. — Не каждый день выпадает шанс увидеть вас. Пусть продукты в Чжэньдине и не такие изысканные, как в столице, зато на нашей ферме всё свежее. Я распоряжусь, чтобы кухня приготовила для вас несколько сезонных блюд.

Это был отличный повод узнать, когда они планируют вернуть Чэня Цюйшуя.

— Как жаль, что господин Чэнь не здесь, — с лёгким вздохом произнесла она. — Он мог бы составить вам компанию: мы могли бы поболтать или сыграть партию в вэйци, и вам было бы не так скучно.

Сун Мо либо не уловил намёк, либо вовсе не стремился вернуть Чэня Цюйшуя. В его глазах мелькнул огонёк весёлой насмешки.

— Пустяки, — произнёс он. — Эта ферма живописна, как ожившая картина. Здесь есть на что полюбоваться и где отдохнуть душой.

Вот уж действительно — будущий любимец двора, который двадцать лет не терял императорской благосклонности.

Из главного зала открывался вид на два высоких гинкго, растущих по обе стороны внутреннего двора. Больше — ничего.

И это он называл живописным видом?

Вот уж действительно — ложь в глаза без зазрения совести!

Доу Чжао мысленно усмехнулась, но внешне оставалась безмятежной. Она вежливо произнесла пару ничего не значащих слов и направилась на кухню.

Она задержалась на кухне, разговаривая с поварихами и проверяя специи, как будто от этого зависела судьба всей империи. Только когда обед был уже готов, она вернулась в главный зал.

Один угол зала был завален «скромными дарами» Сун Мо. Сам он стоял у стола для циня у окна в кабинете, лениво играя с банкой, в которой плавали золотые рыбки.

— Вы вернулись! — произнёс он, хлопнув в ладоши, и с видом полнейшего довольства уселся в кресло перед цинем, словно был у себя дома.

«Вот наглец!» — мысленно фыркнула Доу Чжао, но на её лице заиграла приветливая улыбка.

— Обед готов, — ласково сказала она.

Сун Мо равнодушно кивнул:

— Угу.

Ганьлу внесла в комнату таз с водой, чтобы он мог вымыть руки, а вслед за ней служанка подала полотенце и палочки для еды.

Он взглянул на Ганьлу, затем на Сюжуань, и вдруг спросил:

— Как звали ту служанку, что тогда забрала ребёнка у Юй Цзяня?

— Сулань, — произнесла Доу Чжао, и ей не терпелось узнать, все ли иглы были извлечены из тела Юй Цзяня, но она сдержала себя.

Сун Мо, кивнув, сел за стол. Увидев только одну чашку и палочки для еды, он удивленно поднял брови:

— А вы разве не обедаете?

Доу Чжао подумала: «Неужели я сама напрашиваюсь на неприятности?»

— Я могу поесть на кухне, — с мягкой улыбкой ответила она, давая понять, что не собирается садиться за один стол с ним.

Сун Мо, казалось, не заметил её намека:

— Разве стоит так утруждаться?

Но, столкнувшись с её настойчивостью, он больше не настаивал. Он обратил внимание на суп — изумрудного оттенка, прелестный на вид — и зачерпнул ложку.

Едва проглотив, его лицо скривилось:

— Что это?

— Суп из окра, — с невинной улыбкой объяснила Доу Чжао. — Это дикая трава с горы за фермой. Она очищает жар и снимает воспаления, помогает от нарывов и язв. Сейчас погода жаркая, а вы только прибыли из столицы — немного такого супа пойдёт вам на пользу.

Сун Мо кивнул и, как послушный ребёнок, стал по ложке зачерпывать суп, хотя на его лице всё ещё оставалось выражение сомнения.

Доу Чжао стало неловко.

А ведь она хотела немного подшутить над ним…

В замешательстве она поспешила в маленькую боковую комнату рядом с кухней, чтобы пообедать. Там она выпила чаю, чтобы прийти в себя, и только потом вернулась в главный зал.

Сун Мо сидел с чашкой чая, погружённый в свои мысли, и смотрел в окно на два дерева гинкго, растущих во дворе. Заметив её возвращение, он повернулся и с улыбкой спросил:

— Почему во дворе посажены именно два дерева гинкго?

Доу Чжао тоже посмотрела в окно.

— Не знаю, — ответила она с улыбкой. — Кажется, они росли здесь ещё до того, как я впервые приехала на ферму. Кто их посадил — остаётся загадкой.

— В нашей семье тоже есть свои особенности, — задумчиво произнес Сун Мо, словно собирался поведать ей длинную историю. — В саду есть небольшой холм, известный как Цуйюньская гряда. Рядом с ним расположен грот из тайхуского камня, увитый лианами, который носит название «Лунная тень в изумрудной тиши». А между ними почему-то возведена каменная стена, получившая название «Улучшенные Ворота». Всё это выглядит довольно странно. Интересно, какой наш предок придумал такую композицию…

— Как интересно, — произнесла Доу Чжао, не проявляя особого интереса.

Сун Мо пристально посмотрел на неё. Его спокойные глаза были подобны воде в древнем колодце — без дна и без отражений.

Доу Чжао почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Она заставила себя улыбнуться:

— В чём дело?

Сун Мо немного помолчал, а затем внезапно спросил:

— Вы боитесь меня?

Она инстинктивно хотела сказать «нет», но тут же осознала, что перед ней открывается прекрасная возможность разорвать любые ненужные связи. Подумав мгновение, она честно призналась:

— Да, немного боюсь.

— Потому что я хотел убить вас?

Нет, потому что ты сам убил отца и брата.

Но в тот момент всё это ещё не произошло, и у неё не было никаких доказательств.

— Да, — произнесла она, опустив глаза.

Сун Мо прикрыл веки, и его голос прозвучал неожиданно глухо:

— Мне очень жаль. — Он поднял взгляд, в котором не было ни иронии, ни отстранённости, только искренность. — Если это так, я прошу у вас прощения.

Он произнёс эти слова тихо, без нажима, без принуждения, и именно поэтому они звучали особенно тяжело.

 

Вернуться к оглавлению