Девять оттенков пурпура — Глава 137. Перед отъездом (часть 1)

Солнце нещадно палило, и в воздухе царила духота. На спине Доу Чжао выступил пот, а дыхание стало тяжёлым.

Оглядев двор, который ещё не был приведён в порядок, она с улыбкой сказала:

— Отдыхайте, бабушки, идите обедать. Во второй половине дня мы продолжим.

Дворяне из семьи Доу ежедневно кормили работников трижды, и несколько старушек, поблагодарив её, ушли на кухню вместе с Ганьлу.

Сулань поднесла Доу Чжао воду для умывания — прохладная влага приятно охладила её ладони и лоб. Доу Чжао с облегчением вздохнула.

Пообедав и немного отдохнув, она вышла под навес и, глядя на двор, начала обдумывать, как его обустроить.

И вдруг за её спиной раздался голос Сун Мо:

— Чем ты занята?

Доу Чжао не удивилась — раз уж он остался здесь на ночлег, неудивительно, что он нашёл способ заговорить с ней.

— Думаю, здесь стоит посадить парочку цветущих деревьев, — не оборачиваясь, произнесла она, всё ещё разглядывая двор. — Зимой тогда здесь не будет так пусто и уныло.

Сун Мо хранил молчание, лишь тихо стоял на другом конце галереи, наблюдая за окружающим двором, как и она.

Листья гинкго на ветру трепетали, осыпая землю золотыми лепестками, словно сама природа пыталась добавить тепла в преддверии зимы.

— Мой третий дядя… скончался, — наконец произнёс он. — Он умер в гарнизоне Тилин…

Его голос был ровным, словно каждое слово было тщательно продумано, но в нём ощущалось тяжёлое спокойствие.

— Пятый дядя провёл всю жизнь в тени старшего, — продолжил он. — Он знает всё о восьми кварталах весёлых домов, но не представляет, сколько у нас слуг во дворе…

Так вот почему генерал Цзян Мэйсунь доверил ему контроль над семейной информационной сетью в столице?

— Мы даже бабушке не осмелились сказать, — голос Сун Мо звучал обычно спокойно, но в нём чувствовалась растерянность. — Отец хочет, чтобы я под предлогом посещения могилы отправился в Ляодун, навестил гуна Ляо и попросил его позаботиться о моём пятом дяде и двоюродных братьях…

Однако на осенней охоте я занял лишь второе место, уступив должность заместителя командира Императорской стражи. Император публично отругал меня и даже пригрозил сослать в лагерь Фэнтай. Хотя мне уже исполнилось пятнадцать лет — возраст совершеннолетия для мужчины — император редко обращает на это внимание. Наставник Ян опасается, что император всё же издаст указ, и советует мне пока оставаться дома и наблюдать за реакцией… Возможно, через день-другой у меня появится возможность поехать в Ляодун.

Он говорил не слишком прямо, но для Доу Чжао, которая провела не одно десятилетие в обществе знати, каждое его слово было ясно.

Семья Цзян оказалась в трудном положении, но Император по-прежнему благоволит к Сун Мо... А ведь в прошлой жизни он покинул столицу в бесчестии и опале.

Да, сейчас действительно не время отправляться в Ляодун. Наставник Янь прав.

Интересно, что думают гун Ин и госпожа Цзян? Один — её брат, другой — её сын...

Доу Чжао невольно бросила взгляд на Сун Мо. Он стоял, уставившись на дерево гинкго, и, хотя выражение его лица было сдержанным, в нём читалась неприкрытая тоска и одиночество.

Да, именно одиночество.

Такое же, как в тот раз, когда он сидел рядом с её дочерью в её прошлой жизни.

Тогда он был высокопоставленным сановником, окружённым красавицами, воинами и слугами.

Но в его глазах всё равно жило одиночество.

В этой жизни он молод, любим Императором, и его имя на устах у всей столицы.

Но в глубине его сердца всё то же одиночество.

В голове Доу Чжао словно смешались два образа — юноша с мальчишескими чертами и зрелый, спокойный мужчина. Постепенно они сливались в одно целое, образуя образ одного человека.

Возможно, его действительно никто никогда не понимал...

Ни в прошлой жизни, ни в этой. Ни в период расцвета, ни в моменты падения.

Доу Чжао почувствовала легкую боль в груди.

— Сун Мо, — произнесла она вдруг громко. — В нашем заднем саду много хризантем, и сейчас как раз время их цветения. Я хочу создать хризантемовую гору во дворе. Поможешь мне?

— Что?.. — он был ошеломлён.

Он подумал, что ослышался.

Никто и никогда не приказывал ему так прямо.

И тем не менее, это звучало... удивительно тепло и просто.

— Я сказала: помоги пересадить хризантемы из нашего заднего сада в горшки, — повторила Доу Чжао. — А затем мы установим их здесь, во дворе, чтобы получилась настоящая хризантемовая гора.

Она намеренно произнесла это медленно и четко.

Огромные глиняные горшки были не меньше человеческого роста и весили немало, особенно если в них рос куст азалии в полном цвету. Перенести их, не повредив нежные лепестки, было задачей не из лёгких.

— Мы вроде договаривались о хризантемах. Почему теперь мы таскаем азалии? — с трудом удерживая очередной горшок, простонал Сун Мо.

— Если просто расставить хризантемы на конусе, разве это можно назвать горой? — ответила Доу Чжао, не поднимая головы, продолжая копать землю в цветнике. — Разве тогда Янь Цзинтай мог бы называться мастером?

Сун Мо был безмолвен.

Один из охранников хотел подойти и помочь, но Чэнь Хэ остановил его взглядом.

Сусин стояла в стороне с опущенными глазами, делая вид, что ничего не замечает.

Старушка, помогавшая Доу Чжао в цветнике, взглянула на Сун Мо с жалостью:

— Ай-ай! С такой белой кожей видно, что вы в жизни ничего тяжёлого не поднимали. Поставьте, молодой человек, поставьте, мы сами перенесём!

— Он же мужчина, разве может быть слабее вас? — произнесла Доу Чжао с легкой улыбкой, взглянув на Сун Мо, и вновь сосредоточилась на хризантемах.

 

Вернуться к оглавлению