Доу Чжао, конечно, не слышала этих слов и недоумевала — зачем было так угождать?
Когда она вошла в ворота, дыхание её сперло.
Её окружали слуги и стража, как будто она была не юной девушкой, а сыном знатного рода, отправляющимся по важным делам. Ни один уважающий себя молодой господин не ездил в сопровождении столь пышной свиты.
Удержаться не сумев, Доу Мин с насмешкой бросила:
— Сестра вот-вот станет супругой хоу. Почему бы тебе не распорядиться через стражу или управляющего? Хотя бы служанкам прикажи. Зачем самой идти? Или брак с семьёй Вэй всё-таки расстроился? Но ведь ты и дома вполне могла бы отдавать распоряжения. Разве тебя раньше не слушались?
Это был вопрос, касавшийся только сестёр Доу — посторонним в нём не следовало участвовать.
Чэнь Сяофэн и остальные стояли молча, словно каменные столбы.
Две служанки из покоев старшей госпожи застыли с разинутыми ртами, проклиная про себя судьбу, которая занесла их в столь неловкую ситуацию. Теперь они поняли, почему в Восточном дворе шептались, будто к Пятой госпоже из Западного двора лучше не приближаться. Впредь они скорее получат нагоняй от кормилицы Лю, чем снова вляпаются в такую переделку.
Служанки, сопровождавшие Доу Мин, так испугались, что даже дышать перестали, а кормилица Чжоу, в холодном поту, напрочь забыв о субординации, прижала Доу Мин за плечо и умоляюще прошептала:
— Как вы можете так разговаривать со старшей сестрой?
Но Доу Мин гордо вскинула голову, и отступать не собиралась.
Доу Чжао тихо рассмеялась:
— Не ожидала, что в нашей семье найдётся такая прямолинейная. Не поддержать тебя будет просто жалко.
И, не оборачиваясь, вышла за ворота Хуахуа.
Чэнь Сяофэн с остальными молча последовали за ней, проходя мимо Доу Мин так, будто перед ними стоял не родной человек, а случайная прохожая.
Лицо Доу Мин налилось краской. И когда вся процессия удалилась, она тихо спросила у кормилицы Чжоу:
— Кто эта «прямолинейная»? Что она вообще имела в виду?
Кормилица Чжоу и сама не знала, смущённо пробормотала:
— Может, у господина Суна спросим?
Доу Мин кивнула.
…
В повозке Ганьлу, не сдержав любопытства, спросила у госпожи:
— Госпожа, вы собираетесь урезать Пятой госпоже её ежемесячное содержание?
Сусин и другие уже давно изучали с госпожой тексты — они знали, к чему отсылает слово «прямолинейная». Это был намёк на Дун Сюань , прославившегося своей стойкостью и бедностью.
— Содержание назначается по правилам. Что она такого сделала, чтобы лишиться положенного? — спокойно ответила Доу Чжао. — Просто, согласно внутреннему распорядку, незамужним девушкам полагается по пятнадцать лянов серебра в месяц на косметику. А несовершеннолетним — всего два на мази. — Она повернулась к Сусин: — Напомни Гаосину, что Пятой госпоже всего одиннадцать. Ей пока рано пользоваться косметикой. И ещё: учительницу, обучающую её игре на пипе — Вань Нань — мы не нанимали. От Гаошэна никаких распоряжений не поступало. Одежду и сезонное довольствие ей выделять не нужно.
Её волновали сейчас не ссоры с Доу Мин, а затопленные поля и судьба крестьян.
— Я уже заметила много подобных мелочей, — добавила она. — Сусин, следи за этим впредь, чтобы не нарушался порядок в доме.
Поведение Пятой госпожи, осмелившейся оспаривать авторитет Четвёртой при всех, не могло остаться без ответа. Если не одёрнуть её сейчас — что она учудит в будущем?
С первого взгляда могло показаться, что Четвёртая госпожа строга с сестрой, но в глубине души она заботилась о ней.
Сусин, лучезарно улыбаясь, кивнула.
Доу Чжао отложила дело в сторону, откинула занавеску повозки и выглянула наружу.
Перед ней раскинулось белёсое от дождя поле. Лишь кое-где колоски пшеницы ещё колыхались под ветром.
Дождь барабанил по крыше повозки, как град, а ветви деревьев гнулись под порывами ветра.
Подъезжая к окраине деревни, они увидели, что дорога стала вязкой жижей — повозка запросто могла завязнуть.
— Распрягите лошадей, — распорядился Дуань Гунъи. — Катим повозку вручную.
Он повернулся к Чэнь Цюйшую:
— Простите, что придётся подождать. Я сейчас схожу в деревню, возьму у кого-нибудь мула — и вас довезём.
Но Чэнь Цюйшуй покачал головой:
— Не нужно. Я сам дойду. В поле у меня есть сменная обувь.
В такую погоду никто не стал церемониться. Дуань Гунъи сломал ветку толщиной с чашу для вина и протянул Чэнь Цюйшую:
— Вот, используйте как посох!
А затем, вместе с Чэнь Сяофэном и остальными, принялся катить повозку.
Жители деревни стояли под навесами, наблюдая за ливнем и с тревогой прислушиваясь к шуму воды. Увидев, как повозка семьи Доу въезжает в деревню, они обрадовались, кто во что горазд укрываясь от дождя, и побежали навстречу.
— Ой, да это же Четвёртая госпожа!
— А тётушка Цуй не вернулась?
— Госпожа, что делать? Пшеницу скоро надо убирать!
— Может, канавы копать, воду отводить?
Все заговорили разом.
— Госпожа как раз ради этого и приехала, — выкрикнул Дуань Гунъи. — Под таким ливнем — дайте ей сперва немного отдышаться. Как только она устроится, созовёт всех обсудить, что делать. Не спешите!
Толпа расступилась.
В окружении Сусин и остальных Доу Чжао вошла в главный дом.
Оставшиеся в деревне служанки кипятили воду, разворачивали чистые постели и готовили тёплые подушки. Вскоре Доу Чжао уже сидела на широком кане у окна с чашкой горячего чая, советуясь с деревенскими стариками о том, как пережить этот ливень.
[1] Дун Сюань (董宣, Dǒng Xuān) — это историческая личность, часто упоминаемая в китайской культуре как символ честности, принципиальности и бесстрашия перед властью. Он был чиновником времён династии Восточная Хань (I–II вв. н. э.), прославившийся своей неподкупностью и стойкостью в защите закона.
.jpg)
.jpg)
){kind=link}
0 Комментарии