Сун Мо не смог узнать ни одного из этих людей.
Его сердце бешено заколотилось, и он попытался встать, но тело словно не подчинялось ему. Внутри него царил хаос. Энергия, которая обычно плавно циркулировала по его меридианам, рассыпалась и не собиралась вновь.
— Отец… — Он с изумлением посмотрел на него, его широко распахнутые глаза были полны ужаса и недоверия.
Но Сун Ичунь, казалось, не слышал его.
Стража подошла и ловко связала его ремнями. Их действия были точными и отточенными, словно они занимались этим уже не в первый раз.
— Отец! — Голос Сун Мо дрогнул.
Он знал, что, хотя его искусство было внутренним, а не внешним, даже простая тренировка давала ему силу, которую не так просто подавить.
Но сейчас… Он не мог пошевелиться. Ни один мускул не отзывался на его команды.
Служанки, всё ещё находившиеся в комнате, отступили к стенам, их лица побледнели от страха.
Сун Мо попытался успокоиться, сосредоточиться, вернуть энергию в даньтянь .
Но было поздно.
Его вынесли во двор, где уже стояла весенняя скамеечка. Охранники, которые должны были его наказать, держали в руках не бамбуковые палки, а тяжёлые дубинки, предназначенные для настоящего наказания.
Он бросил последний взгляд на своего отца, который стоял под карнизом, не обращая внимания на сына.
— Бейте! — равнодушно произнёс отец.
Первый удар обрушился на тело Сун Мо, и ему показалось, что его внутренности сдвинулись с места. Крупные капли пота выступили у него на лбу.
— Отец! — с каждой вспышкой боли он поднимал голову, глядя на фигуру под крышей. — За что?
Но взгляд отца был холоден, как лёд древнего колодца.
— Негодник. Ты ещё смеешь спрашивать — за что?!
— За что?.. — с трудом выговорил Сун Мо.
Он перевёл взгляд.
Под карнизом висела птичья клетка с резным белым нефритовым сосудом — подарок отца, вручённый ему в пять лет.
В углу росло гранатовое дерево — они с отцом посадили его, когда ему было восемь.
Качели, покачивавшиеся на холодном ветру, были сделаны ими для младшего брата...
— За что?! — прошептал он, и слезы хлынули из его глаз.
У камфорного дерева лежал мяч, который когда-то был его, а теперь стал собственностью брата. На виноградной беседке все еще висела красная нить, которую он сам подвязал, направляя рост лоз…
— ЗА ЧТО?! — вскричал он.
Но отец стоял молча, холодный и безмолвный.
Сознание Сун Мо начинало меркнуть. Время тянулось мучительно медленно, но в то же время пролетело как одно мгновение.
Сквозь сон он услышал, как отец произнес:
— Отнесите его в комнату. Не спускайте с него глаз.
Удары прекратились, но следующая фраза Сун Ичуня прозвучала подобно удару посоха:
— Лу Чжэн! Позови старшего, третьего и четвёртого господ. Скажи им, что Сун Мо утратил добродетель, и я желаю открыть предковый зал!
Предковый зал!
Сун Мо лежал на скамье, словно все кости его были переломаны. Мысли путались.
Открыть предковый зал означало суд клана. Что будет дальше? Лишение звания наследника? Или изгнание из семьи?
Слёзы давно высохли. Он упрямо поднял голову:
— За что?
Всё вокруг казалось бредом: белый свет, зелёные тени, багровые и тёмно-коричневые пятна сливались в единое целое.
«Тело и плоть — дары родителей. Если хотите забрать — забирайте. Но зачем так… зачем?!»
Он искал взгляд, хоть чей-нибудь, хоть одну живую душу, которая ответила бы…
«Я хочу знать только одно. Почему?..»
Ответа не было.
С глухим стуком его бросили на каменные плиты в комнате, где у окна стоял кан.
Тёплый воздух смешался с пряным запахом благовоний. Сон подступал, как дурман.
Сун Мо усилием воли подавил зевок — он не мог позволить себе заснуть. Сон мог стать для него последним.
Он не боялся смерти. Все смертны, и каждый проживает свою жизнь по-разному. Чья-то судьба тяжела, как гора Тайшань, чья-то легка, как пёрышко. Его жизнь сейчас была легче пуха, но он не хотел умирать.
Раз никто не говорит ему правду, он сам найдёт ответ. Он начал ползти, сантиметр за сантиметром, к кану у окна. Даже если он умрёт, он не умрёт на коленях.
За ним оставался след — густая полоса крови. Он вспомнил о Юй Цзяне и Чэнь Тао. Возможно, они тоже попали в беду. Если бы он знал, что всё так обернётся, он отправил бы Юй Цзяня обратно с охраной. Тогда хотя бы одна жизнь была бы спасена. Хорошо, что Чэнь Хэ остался. У кормилицы было только два сына. Если Чэнь Тао погибнет, у неё останется хотя бы один.
Но шум во внутреннем доме никого не привлёк. Значит, отец всё это спланировал заранее. Надо найти способ подать знак, и тогда он сможет бежать.
Сун Мо, тяжело дыша, прислонился к кану. На чайном столике стояла ваза из перегородчатой эмали, в которой находились два пышных цветка белого гибискуса. Они были прекрасны, но он знал, что цветы в вазе, как бы роскошны они ни были, увянут быстрее, чем если бы росли в земле.
[1] Даньтянь (丹田) — в даосской традиции и
боевых искусствах это один из ключевых энергетических центров тела. Наиболее
важным считается нижний даньтянь,
расположенный примерно на два-три пальца ниже пупка, внутри живота. Он служит
хранилищем жизненной энергии ци (氣) и играет важную роль в
дыхательных, боевых и медитативных практиках. Считается, что контроль над
даньтянем позволяет управлять силой, выносливостью и внутренним балансом.
.jpg)
 ){kind=link}
1 Комментарии
Спасибо большое ❤️
ОтветитьУдалить